В сентябре 1660 года на английский трон вернулся законный
король, а автор знаменитого дневника Сэмюэль Пипс впервые приобщился к новому
элементу английской культуры: «Послал за чашкой чая (китайский напиток),
которого никогда прежде не пробовал».
В этом есть одна странность. Пипс ясно дает понять, что
считает чай иностранным напитком, но при этом нам трудно представить себе
что-нибудь более английское, чем чашка чая. Если англичане, как сороки,
собирают со всего мира обрывки и осколки, чтобы украсить свою культуру (а это
действительно так), то чаепитие стало самым противоречивым их приобретением.
С одной стороны, трудно вообразить что-нибудь менее
английское. Каким образом напиток, который легендарный китайский правитель
Шэнь-нун в 2737 г. до н. э. называл «бодрящей чашей», мог оказаться так близок
английской душе? Тем не менее вот перед нами Пипс, осторожно пробующий напиток,
с которым английское высшее общество познакомилось совсем недавно: не прошло и
года с тех пор, как его привезла в Англию португальская невеста Карла II
Екатерина Браганца, чье обширное приданое включало пряности и другие восточные
диковинки, в том числе и чай.
Первая реклама чая появилась в Лондоне за два года до этого
(23 сентября, если вам интересно). Голландская Ост-Индская компания платила
докторам, чтобы те рекомендовали своим пациентам чай, как укрепляющий здоровье
напиток. Один голландский доктор советовал пить по 200 чашек в день.
Но каким образом чай сделался типично английским напитком?
Подходящий ответ: «Случайно». В 1684 году английская Ост-Индская компания
лишилась своих складов на Яве, и ее представители были вынуждены открыть импорт
чая непосредственно из Китая, что оказалось и быстрее, и намного дешевле. В то
же время у себя на родине они подвергались политическому давлению, и, чтобы не
мешать росту английского текстильного рынка и компенсировать своим индийским
партнерам убытки, они начали выращивать чай в Ассаме.
В лондонском обществе в то время происходил настоящий алхимический
процесс. Женщины, изгнанные из мужского мира кофеен, подчинили себе чайные, где
дамы собирались, чтобы пить чай из чашечек размером с наперсток, с сахаром,
привезенным с американских плантаций. Они даже переняли парижскую привычку
добавлять в чашку каплю молока.
Первая лондонская чайная «Золотой лев» открылась в 1717 году. Всего через несколько десятков лет Сэмюэль Джонсон
писал: «Я закоренелый и отъявленный любитель чая, двадцать лет разбавлявший
свою пищу одним лишь отваром этого удивительного растения. Мой чайник не
успевает остыть – чай служит мне вечерним развлечением, чай успокаивает меня в
полночный час, чаем я приветствую новое утро». В 1678 году Генри Сэвил
жаловался на людей, «которые после ужина вместо трубки и вина заказывают чай –
никуда не годная индийская привычка». Еще сто лет спустя философ Иеремия Бентам
предложил чай как средство перевоспитания преступников.
Итак, англичане заимствовали этот напиток у иноземцев,
однако оставили в его истории собственный след. Викторианцы довольно быстро
отказались от зеленого чая и перешли на черный. Его выращивали на горном хребте
Уишань, а потом китайские рабочие доставляли его в обитых медью коробах через
горы в Кантон или Шанхай.
Здесь его покупала – или отказывалась покупать – горстка
иностранцев, купцов и агентов торговых компаний, в основном из Англии и
Америки, которым было позволено жить в небольшом поселении близ Кантона.
Морской путь до дома занимал три или четыре месяца (капитан Робертсон с
викторианского чайного клипера «Каирнгормс» никогда не спал во время обратного
пути, лишь иногда дремал в шезлонге на палубе полуюта). На складе в Лондонском
порту чай высыпали на пол и проверяли на чистоту и качество (для этого
профессиональный дегустатор заваривал и пробовал его), затем его покупали,
упаковывали и доставляли в английские дома.
После этого состоятельные люди угощались чаем на
танцевальных вечерах и других домашних званых мероприятиях, а рабочий класс
заканчивал чашкой обжигающего чая ужин из холодного картофеля с овощами после
фабричной смены. В огромных чайных Lyons (первая открылась на Пикадилли, 213, в
1894 году) чай продавали чашками, и здесь его мог купить кто угодно – и
актрисы, и священники.
Завязавшийся в 1932 году в чайной города Норфолка роман
между актрисой и преподобным Гарольдом Дэвидсоном лишил последнего сана и места
приходского священника в Стиффки. Позднее он прославился тем, что стал
укротителем диких животных и погиб в Скегнессе в лапах льва. Так что имейте в
виду: с чаем шутки плохи.