Байрон бросал вызов идеалу английского дворянина: по причине врожденной хромоты он совершенно не умел играть в футбол и крикет, хотя участвовал в самом первом матче по крикету между командами Итона и Хэрроу на стадионе Лордс в 1805 году. Ярче всего он проявлял себя в любви, но это была разрушительная и скандальная любовь, оставляющая за собой руины.
Скандалы в конечном итоге и вынудили его покинуть страну: он уехал из Англии, вероятно опасаясь преследований за содомию. Оказавшись за рубежом, он с энтузиазмом присоединился к греческой революции против турецкого владычества и умер от лихорадки в возрасте тридцати шести лет.
Врожденная хромота (в которой он обвинял свою мать) ничуть не уменьшала легендарной сексуальной привлекательности Байрона.
Байрон был пылким любовником и не менее пылким ненавистником. Один из немногих защитников луддитов в парламенте, он беспощадно критиковал своих коллег, поэтов-романтиков. Он не выносил поэзию Кольриджа, а своего знаменитого современника Уильяма Вордсворта называл Turdsworth (от turd – «дерьмо»).
Байрона при жизни многие считали величайшим поэтом в мире, хотя в наши дни его репутация не так значительна. Однако он представляет собой образец одного из характерных английских типов: такие люди становятся знаменитыми уже в молодости, презирают условности, придерживаются более или менее революционных взглядов, их прошлое отягощено мрачными тайнами, а смерть настигает их обычно в изгнании, при трагических обстоятельствах.
Сам Байрон излишне романтизировал некоторые вещи и метался между мужчинами и женщинами так же, как метался между скромной диетой из печенья и белого вина и роскошными обильными пирами.
Викторианский поэт Альфред Теннисон вспоминал о том, как отреагировал на известие о смерти Байрона (Теннисону тогда исполнилось пятнадцать). «Байрон умер! Я думал, что миру приходит конец, – говорил он. – Мне казалось, все кончено, для всех без исключения, больше ничто на свете не имеет значения. Помню, как вышел в одиночестве и вырезал на песчанике слова: “Байрон умер”».